Мы все люди. И мы ошибаемся, сами того не желая.
Оглядываясь назад, я удивляюсь, каким разрушительным был для самого себя. Я не нравился себе. В то же время у меня был инстинкт самосохранения. После каждого удара я возвращался еще сильнее. Я никогда не говорил: «Ладно, останусь лежать в этой куче дерьма»; я всегда поднимался. Правда, я тут же падал снова и разбивался еще сильнее.
Только в Talbott я узнал, сколько денег должен государству.
Беда не приходит одна, подумал я, узнав каким тяжелым стало мое финансовое состояние. Оказавшись в болоте, я уже не мог выбраться.
Не стоило так удивляться этой новости. Я не относился к деньгам разумно. Это был еще один аспект жизни, который я не научился контролировать.
Простыми словами, я тратил больше, чем мог заработать. Так можно делать до тех пор, пока груз долгов не придавит тебя.
Оказалось, что все это время мой финансовый советник не следил за моим состоянием в той мере, на которую я рассчитывал. Он должен был советовать мне, как управлять финансами, а на самом деле был очередным поддакивающим. Я мог позвонить ему и спросить: «Могу я это купить?» «Конечно, Эдди. Покупай». Он мне так нравился, потому что всегда соглашался.
Я могу винить только себя. Я не был внимателен к деньгам. Но, как оказалось, это же относилось и к моему управляющему. Он не только позволял мне спускать деньги на ветер, но и не следил за исправной выплатой налогов.
Будучи независимым подрядчиком, только я несу ответственность за оплату всех моих налогов. Когда большая часть людей получает зарплату, обычно правительство предварительно откусывает свою часть. Я же должен выплачивать налоги сам каждый квартал, как любой предприниматель с собственным бизнесом. А ведь сюда не входят другие затраты, связанные с работой: еда, проживание, аренда машин.
Признаю — я был безответственен. Не понимал, что делаю. Я платил налоговому управлению, но не все суммы, которые должен был. Если я был должен 10 долларов, я слал 6. Я мог остаться в долгу в одном квартале, подумав: «Ладно, возмещу долг в следующем квартале». Так что в следующем я был должен за предыдущий и накапливал новый долг.
Вскоре проценты и пени достигли такой точки, что было уже невозможно их возместить. Я был должен почти шестизначную сумму; и это не учитывая ежеквартальных налогов.
Я никого не могу обвинять в произошедшем. Проблема с налогами была моей виной. Я не отвечал за свои же дела. Никто не подставлял меня. Я сделал это сам.
Я понимал, что скоро меня подвергнут аудиту, поэтому решил сыграть на опережение. Я обратился в правительство, едва покинув Talbott:
— Извините, но я задолжал налоги. Скажите, сколько я должен, и я начну выплачивать пени.
Правительство не дало мне вдохнуть. Я не просто потерял все, я оказался в яме на многие годы вперед. Я не просто стал банкротом, я ушел в минус. В большой минус.
Мои издержки были столь велики, что я больше не мог поддерживать свой образ жизни. Помимо просроченных налогов, я был должен за дом, купленный для семьи, и за другие покупки; я жил в кредит так долго, что ничем не владел сам.
Мне пришлось подать заявку на банкротство. Когда ты не можешь выплатить долги, правительство позволяет тебе расплатиться с ними путем ликвидации твоих активов и распределения их между твоими кредиторами.
Я сделал то, что должен был. Продал дом и яхту. За долги изъяли и машину Викки.
Банкротство не вернуло мне деньги, которые я был должен государству, зато позволило начать все с чистого листа. Конечно, мои кредиты также были остановлены, но у меня появился шанс начать все сначала.
Выписавшись из клиники, я в первую очередь снял квартиру в Тампе с двумя спальнями, для меня и детей. С собой у меня была только одежда.
Не считая номеров гостиниц, я никогда не жил один. Обо мне всегда заботились. Сначала дома родители. Братья присматривали за мной, когда я их навещал. В колледже Нью-Мексико я жил в общаге. Выступая в Мехико, я жил у кузена. Потом женился и жил с Викки и детьми.
Моя первая ночь в одиночестве в той квартире стала настоящей нервотрепкой. Около трех утра я позвонил Тури:
— Я не могу спать здесь, мужик, — сказал я.
— Приезжай, — ответил Тури, как всегда предлагая мне свою любовь и гостеприимство безо всяких вопросов.
Я вернулся в квартиру утром, ненавидя ее всей душой. Там я чувствовал себя в одиночестве. Я почти не проводил в ней время, постоянно находя причину, чтобы ее покинуть. Я мог выйти в магазин за туалетной бумагой, жидкостью для мытья посуды или какой-нибудь закуской. Но был так зациклен, что просто обходил магазин и возвращался домой с пустыми руками. А если что-то и покупал, то не то, за чем шел. Я просто не мог собрать мысли в кучу.
Я пребывал в полнейшем отчаянии. Был одинок, вдали от семьи. Душевные муки были столь сильными, что было больно дышать. В какой-то момент я подумал, что не смогу продолжать. Я больше не хотел жить.
Было ужасно. Я испытывал постоянный страх, сопровождаемый сильными паническими атаками, особенно в ночное время. Стоило солнцу сесть за горизонт, и я был готов. Как говорится, можно остолбенеть от ужаса, так вот я буквально не мог пошевелиться. Я сидел посреди комнаты и смотрел на входную дверь, боясь, что за ней кроется нечто, пытающееся достать меня. Я знал, что стоило мне выйти за порог — и со мной случится что-то ужасное.
С восходом солнца я начинал чувствовать себя лучше. Днем еще было неплохо. Но ночью я не мог сосуществовать со своими демонами.
Учитывая мое подавленное состояние, рецидив, скорее всего, был неотвратим. Это случилось на мой день рождения. «Я напьюсь, потому что хочу этого, — говорил я себе. – Никто не может приказывать мне пить или не пить».
Тури и я родились в один день, так что я решил отпраздновать вместе.
— Я выпью сегодня, — признался я ему.
— Не делай этого, друг, — ответил он. Но мне уже надоело быть трезвым.
— Почему нет? Все пьют, так почему мне нельзя?
— Потому что это запрещено, — сказал Тури. – Ты потеряешь работу.
Он пытался убедить меня не пить. В конце концов, я сказал:
— Слушай, я точно выпью сегодня. Ты со мной или нет?
— Ладно, — сказал он. – Я не могу остановить тебя. Просто надеюсь, что ты знаешь, что делаешь.
Мы отправились в местный бар и выпили, я выпил пару рюмок текилы и пиво. «Ладно, — подумал я. – Этого достаточно».
Я честно полагал, что отстоял свое мнение, что могу пойти в бар и выпить пару стаканов, как любой другой человек. Следующим вечером я позвонил Эктору и попросил встретиться со мной в другом баре. «К черту, — решил я. – Еще один стакан меня не убьет».
Мы набрались так сильно, что бармену пришлось вызвать полицию, чтобы мы просто убрались. К счастью, один из копов узнал меня и пожалел. Он проверил мои права и отвез нас домой. Проблема была в том, что в моих правах был указан старый адрес, и полицейский высадил нас прямо на пороге у дома Викки!
Викки вышла на шум и увидела, как Эктор и я лежали без чувств на ее лужайке. Боже, как она вспылила! Она позволила мне войти, чтобы отоспаться в моем старом кабинете, пока за мной едет Тури. Викки была вне себя! Она не пустила в дом Эктора, оставив его спать на лужайке.
Тури отвез меня и Эктора в мою новую квартиру. На следующее утро мы не могли вспомнить, что произошло, пока не позвонил Тури. Он был зол не меньше, чем Викки. Он неплохо по нам прошелся.
К тому моменту мне было наплевать на слова Тури, Викки или кого-либо другого. Я ничего не слушал. Мне было абсолютно все равно.
Весь следующий день я пил в одиночестве, пока Тури не забрал меня к себе на ночь. Утром он попытался разбудить меня. «Пообещай, что пойдешь сегодня тренироваться», — сказал он, но я не мог пошевелиться. Даже дышать было трудно. Алкоголь усвоился, и теперь боль внутри была в миллион раз сильнее, чем три дня назад, когда я начал пить.
Состояние напоминало грипп. Агония была столь сильной, что я не мог двигаться. Было больно дышать, а ноги так ослабли, что я не мог выбраться из кровати. Закрывая глаза, я не мог заснуть.
В то утро я впервые отчетливо подумал: «Я хочу умереть». Больше жить я не хотел. Я потерял надежду на что-либо, на Бога и на себя и просто хотел, чтобы моя жизнь прекратилась.
Я понимал, что идея была плохой, но все же взял телефон и позвонил Викки:
— Пожалуйста, помоги мне, — умолял я. – Я не могу это терпеть. Помоги мне.
— Нет, Эдди, — ответила она. – Больше я тебе помогать не могу.
Бум! Она бросила трубку.
Положив трубку, я решил выбраться из квартиры. Потребовались все крупицы моей силы, чтобы выбраться из кровати. Я сел в машину и поехал. Я не понимал, куда направляюсь, но знал, что мне нужно двигаться. Боль была такой сильной, что я рыдал за рулем.
Во время езды зазвонил сотовый, это был Мандо. Он услышал мой плач и спросил:
— Что происходит?
— Я больше не могу, — всхлипывал я. – Я не могу прожить еще день с такой болью. Мне больно дышать.
— В смысле? У тебя сердечный приступ?
— Нет, не то. Просто я не могу больше терпеть эту боль.
— Не натвори глупостей, — Мандо был искренне напуган, что я покончу с собой.
Я проезжал мимо церкви, которую посещала наша семья, и внутренний голос приказал мне остановиться и войти туда. В церкви я спросил пастора Фейра. Подойдя и увидев мое выражение лица, он мгновенно пригласил меня в свой кабинет.
Я дал волю своим чувствам, задав ему миллион вопросов:
— Я верю в Бога, так почему все это происходит? Почему Викки разводится со мной? Почему столько боли?
Пастор Фейр посоветовал мне восстановить связь с Богом. Я сразу понял, что он прав. Мое отчаяние не было связано с тем фактом, что я совершал плохие поступки; проблема была в том, что в глубине души я потерял связь с Господом. Это определение греха — отделение от Господа. Чем больше я от Него удалялся, тем больнее мне было.
Я упал на колени и попросил Господа о прощении. Я сказал Ему, что больше не хочу пить и употреблять наркотические вещества. «Не хочу жить так, — молился я. – Не хочу испытывать эту боль. Я хочу изменить свою жизнь».
То обращение к Господу, благодарность за Его дары и Его милосердие, стали настоящим облегчением. Я сразу почувствовал себя лучше. Пастор Фейр дал мне Библию и показал псалмы, которые нужно говорить громко вслух в минуты отчаяния. Я стал читать Псалом 51, в котором говорится: «Помилуй меня, Боже, по милости Твоей, и обилием благосердия Твоего изгладь беззаконие мое».
Выходя из церкви, я ощутил в себе изменения. Часть боли ушла. Впервые за долгое время у меня появилась надежда.
С того момента я понял, что только в Боге моя надежда на спасение. Никто и ничто больше не поможет. Я должен сфокусироваться на духовном, на отношениях с Богом. Только Иисус может снять мою боль, дать мне успокоение и наполнить мою жизнь смыслом.
Добравшись домой, я позвонил Джиму, своему терапевту из клиники. «Отправляйся на собрание анонимных алкоголиков, — посоветовал он, — и найди себе наставника».
Так я и сделал. Отправился на ближайшее собрание и попросил самого дружелюбного на вид человека стать моим наставником. Боб оказался настоящим благословением для меня. Он уделил мне все свое внимание. Мне не хватит слов, чтобы описать его доброту и помощь. Он стал большой частью моего процесса восстановления. Его помощь была необходима в первые дни моей трезвой жизни.
Следующие несколько недель я изо всех сил старался оставаться трезвым. Я концентрировал мысли на Боге, читал Библию и слушал церковную музыку. Всем сердцем и всей душой я не хотел больше пить.
Также я старался готовиться к возвращению на работу. WWE отправила меня в небольшую компанию Heartland Wrestling Association в Цинциннати, чтобы я набрал форму перед возвращением в основной состав.
Это немного стыдно, словно ты переходишь в команду низшей лиги после игры в Мировой Серии. Парни в HWA оказались очень понимающими. Они меня не осуждали. Более того, они открыли для меня свои сердца, делились своими страхами и опытом.
Мой старый друг Брайан Адамс работал там тренером. Он оказал мне огромную помощь. Было здорово найти там человека, которому можно открыть свое сердце. Мы много разговаривали и занимались на ринге. Брайан — отличный друг. Он видел, через какие дебри я прошел, но продолжал поддерживать меня во всех смыслах.
Тяжело было снова почувствовать свой ритм и обрести физическую форму. Я страстно этого хотел, но было непросто привести тело в нужное состояние.
В основном, я держался сам по себе. В свободное от тренировки время я сидел в тихом углу и читал Библию. Я раз и навсегда решил остаться на праведной дороге.
Но небольшая часть меня не могла отказаться от алкоголя. Я начал думать: «Теперь мое сердце чисто, теперь я не собираюсь нажираться в стельку, значит, смогу позволить себе бокал вина, как нормальный человек».
Вот почему зависимость является болезнью. Я серьезно хотел изменить свою жизнь. Клянусь. Но когда жажда настигла меня, я уже ничего не мог сделать. Я пообещал Господу больше не пить, но уже не мог остановить себя. Я отправился в магазин и купил бутылку красного вина.
«Никто ведь не узнает, — решил я. – Только один бокал, и все». Вернувшись домой, я налил бокал и сделал глоток. Никогда не забуду то ощущение: оно началось от шеи и дошло до кончиков пальцев на ногах. Это был экстаз.
Осушив бокал, я решил: «Ладно, еще один не помешает». Я опустошил всю бутылку, не заметив этого. Я чувствовал себя превосходно и решил выпить еще пару бутылок, прежде чем отправиться спать.
Я отправился в местный бар, где меня узнало много людей, и стал заказывать выпивку. Я выпил 9 рюмок текилы подряд. Частично во всем было виновато мое эго. Я красовался: «Смотрите, я Эдди Герреро, вот как я умею пить!»
С того момента я не помню ничего. Я каким-то образом оказался в другом местном баре с парочкой ребят. Наверное, я покупал выпивку всем, потому что оставил там кредитку. В итоге я проснулся в квартире этих парней с одной мыслью: вернуться домой. Они усадили меня в мою машину и довезли до общежития. «Не волнуйтесь, — сказал я им. – Дальше я сам».
Они уехали, а я пытался вспомнить код двери. Поскольку я был в жутком похмелье, то не мог ничего сообразить. «К черту это, — решил я, — открою ворота машиной».
Надавив на газ, я попытался пробить ворота своим грузовичком. Но ворота не поддались, а вмятины оставались на бампере еще много месяцев.
Охранник общежития вызвал полицию. Меня вытащили из грузовика и попытались заставить пройти тест на наличие алкоголя в крови.
— Ладно, подождите, — сказал я, — я просто не могу это сделать, понятно?
Я был в прострации. Когда на меня надевали наручники, я стал умолять:
— Мужики, не надо! Я рестлер WWE! Я достану вам бесплатные билеты! Пожалуйста, мужики, не арестовывайте меня.
Но спасения уже не было. Я был настолько пьян и устроил такую сцену, что им пришлось забрать меня в тюрьму. В тюрьме было даже смешно: копы просили мои автографы в перерывах между регистрацией и снятием моих отпечатков. Наконец меня поместили в одиночную камеру, и я решил, что самым правильным будет поспать.
Проснувшись, я не мог понять, где нахожусь. Только почувствовал, что лежу на холодном и твердом бетоне. Оглянувшись и увидев унитаз, я понял, что оказался в тюрьме. Потом посмотрел на свою подушку. Это оказался рулон туалетной бумаги. Грязный, отвратительный рулон, на который мочились и что только с ним не делали. Вот тогда меня окончательно ударило.
«Смотри, как низко ты пал, — думал я. – Спишь в тюрьме на полу с грязным рулоном туалетной бумаги вместо подушки».
Я был зол. Просто взбешен. Потом посмотрел наверх и обратился к Богу: «Ты знал мои намерения. Я хотел выпить бокал вина, как любой нормальный человек. Почему мне это нельзя? Почему Ты позволил этому случиться со мной? Почему?»
Тут меня ударило, словно сбил грузовик. Бог говорил мне: «Ты больше не можешь это делать. Я не хочу, чтобы ты это делал». Я не слышал Его голос, но чувствовал эти слова в сердце. «Ты не проживешь идеальную жизнь, но я хочу от тебя одного, Эдди. Я хочу, чтобы ты прекратил пить. Я хочу, чтобы ты это осознал, и тогда я смогу сделать остальное. Я хочу только одну эту жертву от тебя, Эдди. Тебе это нельзя».
Наконец, я все понял. Нас спасает поведение, а не слова. Нельзя принять Иисуса в качестве своего спасителя, а потом говорить: «Вот теперь я могу делать все, что заблагорассудится». Так не получится. Если ты поистине принимаешь Его в свое сердце, твоей главной целью должно стать желание делать правильные вещи для Него. Это и есть впустить Христа в свое сердце.
«Хорошо, — думал я. – Я больше не могу пить. Я доказал это сам себе. Прямо здесь и сейчас. Все меняется».
После всех неурядиц, после алкоголя и наркотиков, после потери семьи и всех средств я, наконец, достиг самого дна. Я понимал, что меня уволят из WWE. Я знал это. Я мог уйти в большие долги. Мог оказаться на улице. Но это было неважно. Я достиг низшей точки своей жизни и с помощью Господа собирался начать карабкаться вверх.
Я пробыл за решеткой около 8 часов. Они должны убедиться, что ты абсолютно трезв, прежде чем принимать залог. Залог составил 1000 долларов, что вдвое больше обычной суммы, потому что я причинил материальный ущерб.
Когда я позвонил Викки и признался, что провел ночь в тюрьме, она вспылила как никогда: «Ты никчемный кусок дерьма!» Тогда в ней уже не было милосердия. Я пытался солгать о происшедшем, сказав, что ввязался в драку. Я не понимал, что пресса уже разнесла эту историю повсюду. Мое пьяное лицо красовалось на первой странице спортивного обозрения. Если смотреть на эту фотографию, кажется, что у меня скорее удивленное выражение, словно говорящее: «Ого, как же так получилось?» Я понимаю, что работа газетчиков — сообщать новости, но тогда я чувствовал, что они выгнали меня с работы. Они не учитывали чувства моей семьи и то, как эта история повлияет на моих детей.
Прямо во время нашего разговора Викки читала газету и рассматривала мою фотографию.
— Неужели? – сказала она. – Ты ввязался в драку?
Хотя мы планировали собраться вместе на День Благодарения, я знал, что мой арест поставил крест на этих планах. Теперь не было никаких шансов восстановить наши отношения. Я причинил ей столько боли, что она не сможет даже подумать над тем, что снова быть со мной.
В тот вечер мне позвонил Джонни «Эйс» Лауринайтис, тогдашний ассистент J.R., который теперь уже сам является вице-президентом WWE по кадрам.
— Эй, ты облажался, — сказал он своим хриплым голосом. – Конечно, мы все лажаем. Не знаю, что будет, но ты пока встряхнись и продолжай жить.
На следующий день Джонни позвонил сказать, что со мной хочет поговорить J.R. J.R. взял трубку — Боже, как он был зол! Он хорошо прошелся по мне, назвав меня «недоразумением». Это было больно. Очень больно.
— У меня еще есть работа? – спросил я.
— Да, но если такое повторится, ты уволен. Понял меня?
Я полетел в Цинциннати на следующий день, чтобы тренироваться в HWA. Зарегистрировавшись в отеле, я получил звонок. Увидев имя Джонни на определителе, я понял, что уволен.
— Эдди, — сказал он, — у меня плохие новости. Мы только что говорили с Винсом. Мы рассказали ему о твоей ситуации, и он решил уволить тебя.
Я начал умолять его:
— Пожалуйста, Джонни, кроме рестлинга, у меня ничего не осталось. Пожалуйста, не забирайте это у меня.
— Винс выразился ясно, Эдди. Что за пример он подаст остальным парням, если не будет строг с тобой? Мне жаль, но по-другому быть не может.
Я тяжело принял новость об увольнении. Был настолько подавлен, что позвонил маме в Эль-Пасо. Я слышал в ее голосе испуганные нотки, словно она боялась, что я попытаюсь покончить с собой. Только брат Чаво помог мне выйти из того состояния. Он позвонил и обложил меня со всех сторон:
— Эй, друг, да что за херня с тобой творится? Перестань быть таким козлом. Подумай о маме, подумай о своих детях. Не будь таким гребаным эгоистом.
— Пошел ты, козел, — вспылил я, — я только что потерял работу!
— Ну и что? Рестлинг — это не все. Разве Винс бог? А? Нет, он не бог. Так перестань вести себя, как ребенок, и реши, что будешь делать дальше.
Чаво был прав: настало время перестать жалеть себя и начать двигаться дальше.
