Все эти годы я был крепкой скаковой лошадью. Получив травму, я выполнял все, о чем меня просили в WCW, но они все равно урезали мне зарплату, а потом урезали ее снова. Теперь, словно хромой цирковой пони, я дожидался своего конца. Конец наступил 19 октября 2000 года, когда мне позвонил Джей.Джей. Диллон. Дрожащим голосом (а я понимал, как больно ему было это говорить) он принес мне плохие вести. Двадцать три года – и все закончилось.
Мне прислали увольнительное письмо через FedEx: «Ввиду Вашей неспособности выступать на ринге WCW вынуждена использовать свое право расторгнуть Ваш договор независимого подрядчика 20 октября 2000 года… Ваш вклад в индустрию рестлинга высоко оценен, и мы желаем Вам всего наилучшего в будущем».
Потом я прочитал письмо, полученное от моей молодой поклонницы Розали. Я получил тысячи писем от поклонников за прошедшие годы, и все были похожи на это. Возможно, дело во времени прочтения письма, но ни одно из писем не тронуло меня так, как это:
-
«Я пишу письмо, чтобы рассказать, как много Вы значите для меня. Я хочу рассказать, что благодаря Вам я начала смотреть рестлинг, иными словами, я выросла, наблюдая за Вами… Удивительно, как персонаж Хитмана помог мне стать той, какой я стала… Я видела, что Вы никогда не сдаетесь… Я научилась у Хитмана упорно трудиться, никогда не сдаваться и, главное, верить в свои силы. Это может звучать глупо, но когда ты 10-летний ребенок, растущий в неполной семье, и тебе все время говорят, что ты бесполезна, вера в эти качества может быть полезной вещью. Я вспоминаю, как в юности смотрела в зеркало и говорила себе: Розали, ты лучшая из тех, кто есть, тех, кто был, и тех, кто еще будет, и не позволяй никому говорить тебе обратное…
Теперь я на третьем курсе химико-технологического факультета в университете… Хитман стал катализатором, который помог мне достичь того, что я имею сегодня… Я где-то слышала, что звезды не должны быть героями для детей, героями должны быть настоящие люди. Но иногда настоящие люди не тянут на героев в глазах детей. И тогда ребенку нужно искать героя в другом месте. Я не стесняюсь говорить, что Вы мой герой. Я расстраиваюсь, когда слышу сплетни, что Вы скоро завершите карьеру. Я не хочу в это верить, потому что не хочу расставаться с Вами. Я следила за Вашей карьерой, сколько себя помню, и будет странно, если Вы уйдете. Видеть окончание Вашей карьеры, прощаться с Вами – все равно, что расставаться с хорошим другом, и не знать, увидишь ли его снова…
Я планирую заработать однажды на собственный дом. Я помещу на стену подписанную Вами картинку в рамке, а когда друзья и семья будут приходить ко мне в гости, я буду рассказывать им о Вас. Я безмерно Вас уважаю, даже когда я буду старой и седой, я буду помнить о Вас и рассказывать своим внукам, что Вы были моим героем. Рестлинг никогда не будет прежним без Вас, но, с другой стороны, я желаю Вам всего наилучшего. Вы навсегда останетесь в моем сердце. С уважением, Розали».
3 ноября обрадованная Марта позвонила и сообщила, что после стольких проблем и преград, поставленных Элли, ей удалось договориться с Винсом. Должен признать, я был задет, когда она отказалась назвать настоящую сумму, сославшись на данное ему обещание. Когда я спросил, узнала ли она, что случилось и кто был виноват в смерти Оуэна, она промямлила: «Он просто упал».
Чем больше мы говорили, тем больше я расстраивался, особенно, когда я вспомнил ее прощальную речь: «Еще наступит час расплаты. Это мое последнее обещание Оуэну. Я не подведу его!»
Я спросил, попыталась ли она и ее юристы достать мои фотографии и видеозаписи из архива Винса. Она ответила, что Пэм Фишер сказала, что этот вопрос настолько несущественен, что его не стоит и поднимать. Попрощавшись с Мартой, я позвонил Марси: по своим сетям она узнала, что Марта получила около 18 млн. долларов.
На следующее утро я прочитал комментарий Марты о Хартах в газетах: «Эти люди работали против меня… Я вывожу себя и детей из этой семьи. Я сохраню фамилию, но я больше не родня им. Люди должны знать, что Оуэн был белой вороной в семье этих хищников».
После этого она позвонила мне снова, и я прямо сказал ей, что считаю, что она использовала меня, и что я не догадался, что она стригла всех нас под одну гребенку. Я не понимал, почему Марта решила оскорбить всю семью целиком. Хотя она быстро поблагодарила меня, она очень нелестно отозвалась о моей матери, которая поддерживала ее во время всех семейных распрей. Казалось, Марте было неважно, что Оуэн был ее сыном. Когда Марта заплакала, я простил ее, потому что решил, что ей не оставалось никакого выхода после того, как Элли подорвала дело; вот только Марта говорила, что дело не в деньгах, а в итоге оказалось, что именно в них.
Перед Рождеством меня пригласили выступить в суде по делу Смита. За прошедшие годы он стал отцом огромного количества детей от различных женщин, но не обеспечивал никого из них. Но он хотел получить опеку над Чедом, чья мать умерла, и надеялся, что Стю и Хэлен помогут ему воспитать сына. Они заметно постарели и морально устали — это после 12 детей и 40 с лишним внуков. Моя совесть сказала, что лучше быть хорошим дядей, чем хорошим братом, поэтому, к сожалению, я не смог поручиться за Смита, как за отца. Смит воспринял это, как непростительное предательство. Таким образом, еще один родственник отвернулся от меня. Рождество в том году, возможно, стало самым ужасным в жизни моей мамы: казалось, каждый намеренно хотел убедить моих хворающих родителей, что им не стоило рожать 12 детей. У Брюса были проблемы; Дэйви, который все еще встречался с Андреа, снова попал в новости после угроз убить Диану. У меня, конечно, были напряженные отношения с Элли, Дианой, Брюсом, а теперь и Смитом. Элли стала называть меня виновником разлада в семье и заявила прессе, что, по ее мнению, мне было важнее насолить Винсу МакМэну, чем поддерживать свою собственную семью.
Потом мне позвонил Карло и рассказал, что он лично разработал план покупки WCW WWF. Он смеялся от того, что Винс заполучил целую организацию с полной видеотекой WCW и NWA всего лишь за полмиллиона. Я не стал говорить Карло, как сильно меня волновало то, что теперь Винс владел всей коллекцией моих матчей, за исключением Stampede Wrestling. Война в рестлинге, начавшаяся в 1984 году, наконец, закончилась, а Винс стал монополистом в индустрии.
В День святого Валентина мне позвонили из администрации генерал-губернатора и сообщили долгожданную новость, что Стю получит Орден Канады 31 мая. Мама попросила меня сопровождать их на церемонию в Оттаве, но пневмония заточила Стю в больницу на весь апрель, и мы гадали, сможет ли он поправиться к церемонии. Я прилагал все усилия, чтобы избежать конфликтов с остальными членами семьи. Я провел зиму, восстанавливаясь от сотрясения и наблюдая за игрой Блэйда в хоккей; в то же время я начал работать над этой книгой. С тех пор как я начал работать в WWF, я всюду возил с собой диктофон и записывал на него дневник своей жизни. Я думал: «Когда-нибудь я напишу отличную книгу», — и тогда мне показалось, что время пришло.
Однажды мне приснился сон, в котором я держал текущего чемпиона мира WWF Курта Энгла в плотном хэдлоке. Во сне я спрашивал себя, реально ли происходящее, пытаясь разобраться в этом, я смотрел на капли пота, капавшие с его головы на голубое полотно ринга. Во сне я решил, что не сплю, а когда проснулся, в первый и последний раз ощутил скуку по работе.
Карло пригласил меня на шоу WWF, прошедшее в Калгари 28 мая. Я сказал ему, что хотел бы познакомиться с Куртом Энглом и Броком Леснаром, но мне было неудобно идти на Raw незадолго до второй годовщины гибели Оуэна. Я не знаю, почему WWF настояла на проведении ежегодных шоу в Калгари в мае. Это взбесило Марту и разожгло новую искру в доме Хартов.
Карло знал, что я все еще переживаю от того, как Винс поступил со мной, но он все же передал сообщение, что Винс не ненавидит меня: если бы я пришел на шоу, он бы с радостью пожал мне руку. Но проблема теперь была не в том, что он ненавидит меня, а в том, что я ненавижу его. Помимо того, что он играл мной при каждом удобном случае, он нарушил гармонию в семье Хартов, в чем теперь обвиняли меня.
Тогда Карло поинтересовался о здоровье Стю, сказав, что Элли, Диана и Брюс очень хотели, чтобы Стю появился на шоу, чтобы показать всему миру, что семья Хартов помирилась с WWF. Он сказал, что они попросили 500 бесплатных билетов на шоу (они их, естественно, не получили), очевидно, они не понимали всей абсурдности ситуации. Повесив трубку, я поехал к Стю. С облегчением я услышал, как он процедил сквозь сжатые зубы, что не хочет ехать на Raw и его заставляют это сделать.
— Ты не должен делать того, чего не хочешь, и я прослежу за этим! – Сказал я. Но Элли, Диана и Брюс уже решили, что Стю поедет на шоу. Тем временем развивался и другой сюжет нашей мыльной оперы: Марта заявила прессе, что она будет оскорблена до глубины души, если кто-то из семьи отправится на шоу WWF, что создало еще большее давление на моих родителей.
28 мая 2001 года. Если шоу начинается вечером, рестлеры обычно приезжают на арену днем. Отправившись в дом Стю к 10 утра, я был уверен, что у меня будет достаточно времени, чтобы удержать его от поездки на Raw в Калгари. Но я опоздал: Элли и Брюс выдернули его из дома в 8 утра. Потом я узнал, что Диана и Брюс привезли его в офис Винса и принялись спорить, кто из них первым расскажет Винсу их идею. Но Винс был так занят вопросами трансляции, что просто выгнал их из офиса.
Несмотря на свое расстройство, я сказал маме, что Стю стоит повидаться с парнями в раздевалке. Но я понимал, что мое сердце не выдержит, если его выведут на Raw – общественность решит, что Стю простил Винса.
Я не поехал в Saddledome. Слезы подступили к моим глазам, когда я увидел открытие шоу по ТВ: очевидно, уставший, расстроенный и деморализованный Стю сидел в первом ряду с Элли, Дианой, Джорджией, Брюсом и Смитом, который улыбался, держа в руках большой плакат: «ХА-ХА, БРЕТ».
В конце шоу Винс снова залез мне под кожу, сделав аллюзию на Монреальскую подставу в Калгари – он приказал бить в гонг в конце шоу, когда Бенуа запер Ледяную Глыбу в мой шарпшутер. Я поехал к Стю и ворвался в комнату моей мамы. Гнев захлестывал меня, и я разнес каждого из них на чем свет стоит, я решил порвать любые отношения с каждым из них. Я спустился по лестнице и забрал со стены детские фотографии меня и Оуэна, оставив два чистых белых прямоугольника. Я хлопнул кухонной дверью на выходе и рванул с парковки, чувствуя себя столь же преданным, как и в тот день, когда Винс приказал бедному Марку Итону бить в гонг.
На следующее утро Брюс отправился с 86-летним Стю в трехчасовую поездку на север, в Эдмонтон, на записи Smackdown, и подверг его тем же испытаниям снова. Бенуа и Джерико позвонили мне, озабоченные здоровьем и истощенным видом Стю.
Хотя я собирался посмотреть, как Стю получает Орден Канады в Оттаве, я был так оскорблен всем случившимся, что решил не ехать. В результате я пропустил то, на что так хотел посмотреть. К июню я понял, что неправильно наказывать родителей за то, как меня используют братья и сестры. Стю и Хэлен очень переживали мое отсутствие, поэтому через несколько недель я заехал к ним и вернул портреты на стену. Потом я поднялся наверх и обнял маму, почувствовав, как ее сотрясают эмоции, про себя я презирал своих братьев и сестер за то, что из-за них я так жестоко обошелся с ней. Мне было так жаль всех нас. Я чувствовал, словно падаю в бездонную яму отчаяния. Если бы мне пришлось писать завещание, оно состояло бы из пары строк, но я мог бы исписать тысячи страниц в предсмертной записке.
В то лето, когда я подъезжал к дому Стю, Элли и Диана выбегали из дома и уезжали прочь на своих автомобилях. Но во многих мелочах, думал я про себя, ничего не изменилось. Во дворе на рестлинг-ринге постоянно тренировались внуки Хартов, везде сновали собаки и кошки, на кухне стоял чайник с горячим чаем, а пять-десять желающих стать рестлерами принимали бампы в подвале.
Жарким июльским днем я открыл дверь машины, мой верный друг Кумбс выскочил на улицу, и мы вместе отправились на поиски мамы. Я слышал хрюканье пса впереди и, благодаря ему, легко нашел маму в ее кабинете и обнял ее. Она никогда не любила собак, но ее мать Га-Га была без ума от мопсов. Вскоре мама уже смеялась и рассказывала забавные истории. Одной из ее любимых историй была история о том, как я «потерял объятия». Одна из ее подруг детства из Нью-Йорка, которую называли «Маленькой Хэлен» (потому что она была еще миниатюрнее моей мамы, что было нелегкой задачей), нанесла нам визит, когда мне было 3 года. Ее обняли все, но когда очередь дошла до меня, я застеснялся обнимать незнакомку. В шутку она спросила: «А где же твои объятия?» Я раскрыл глаза и сказал: «Я потерял их». Всю неделю, что она гостила у нас, я делал вид, что все еще ищу их. К счастью для нее, я нашел их в последний день!
Несмотря на мои попытки подбодрить маму, я видел, что она расстроена. Наконец она сказала, что видела черновик откровенной книги Дианы, которая скоро должна была выйти в свет. Диана убедила Стю написать предисловие, не дав ему даже прочитать книгу. Мама так расстроилась, потому что Стю, сам того не зная, одобрил книгу, которая разрушила семью. Она отчаянно пыталась приободриться, думая о встрече с сестрами в Калифорнии. Я думал: «Диана, что же ты наделала?»
В сентябре я отправился в Австралию, чтобы разрекламировать тур новой организации WWA, принадлежавшей парню по имени Эндрю МакМанус. Он попросил меня помочь им, сыграв роль сюжетного распорядителя боев. Мне нравилось помогать маленьким организациям, чтобы вернуть долги индустрии, которая прославила меня. Еще у меня появилась возможность навестить Австралию; я был там впервые и наслаждался этой страной.
Последствия сотрясения постепенно проходили, хотя мне все еще было запрещено поднимать тяжести и тренироваться. 12 сентября 2001 года в Австралии я поучаствовал в ночном ток-шоу в прямом эфире, ведущим которого был некий Роув, и был доволен тем, как все прошло. Я отправился в гостиницу, где у лифта встретил нескольких рестлеров, участвовавших в туре. Они сказали, что какой-то самолет врезался в одну из башен Всемирного торгового центра. Вернувшись в номер, я, как и весь мир, в ужасе наблюдал, как в здание врезается второй самолет. Я смотрел в экран телевизора всю ночь, погруженный в глубокую тоску, которая черпала силы в той моральной и физической боли, которая уже давно терзала меня.
Мне нравился Нью-Йорк. Он был добр ко мне. Я всегда рассматривал Нью-Йоркский горизонт как улыбку красивой девушки. Теперь ей недоставало пары зубов; ее неслабо потрепало. Я не мог испытать столь же сильных ужаса и скорби, как после гибели Оуэна, но я задумался, а что бы почувствовал он сейчас. Я подумал о доме и о том, как сильно будет расстроена мама. Они со Стю помнили ужас Перл-Харбора, после той катастрофы началась война, но они встретились и полюбили друг друга на пляже в Лонг-Айленде, Нью-Йорк.
То, что я находился в тот момент в Австралии, делало все эти события какими-то нереальными. Я задержался в Мельбурне, пока не откроют небо для полетов в Северную Америку. Я отправился в мельбурнский океанариум, где над моей головой, в гигантских стеклянных бассейнах, проплывали акулы и скаты.
Я подумал, что если со мной что-то случится, я бы хотел, чтобы все знали, что я не стал бы менять ни секунды своей жизни. Внутренний голос уговаривал меня продолжать жить.
Когда я с задержкой в неделю вернулся в Калгари, я узнал, что мою бедную маму продержали в Международном аэропорту Лос-Анджелеса целый день из-за усилившейся охраны, а лекарство от диабета лежало в ее багаже. На мой взгляд, Усама бен Ладен виноват в смерти и моей матери. Вернувшись домой на грани истощения, она попала в кому, от которой так и не поправилась. Бедный Стю сокрушался из-за того, что не позвонил в скорую как только маме стало плохо. Он так и не пережил этот удар. Он был слишком слаб, чтобы поднять ее тело с пола.
В то же время вышла книга Дианы. В первой главе она описывала, как Дэйви накачивал ее наркотиками и насиловал, а дальше было только хуже. Диана рассказывала нелепые истории о том, что в подвале Стю жил крокодил-рестлер, что она была дружна с Гигантом Андре и была звездой в WWF. Она позволила себе оскорбить даже близких друзей семьи, вроде Эда Уэлена, написав, что он был некомпетентен и мешал Стю работать. Когда Диана принялась рекламировать свою книгу на различных ток-шоу, даже вежливый Майк Баллард, называвший меня канадским героем, говорил с ней с сарказмом. Когда я понял, что Диана действительно не видит, как люди реагируют на нее и ее книгу, мне стало жаль ее. Позже я слышал, что Диану обманула женщина, написавшая книгу для нее и приукрасившая все истории. Неужели я должен поверить, что Диана не смогла прочитать свою же книгу перед ее печатью?
Тем временем в реанимационном отделении младшая сестра моей мамы, тетя Диана, сказала своей тезке, что ей не нравятся некоторые замечания, сделанные в книге. Моя сестра огрызнулась: «Ты даже не нравилась маме!» А в нескольких метрах от нее наша бедная мама цеплялась за жизнь.
Несколько дней врачи использовали все возможные средства, чтобы вернуть Хэлен к жизни. Она переносила невероятные мучения с четырьмя капельницами в руках и трубкой аппарата искусственной вентиляции легких в горле. В итоге она вышла из комы и начала слабо дышать самостоятельно. Не в силах разговаривать она просто сжала мою руку. Однажды она нашла силы, чтобы слабо прошептать: «Как Кумбс?»
Я чувствовал, что она ненавидела все это и проклинала врачей за то, что они спасли ее жизнь. В пол-четвертого утра 4 ноября 2001 года, держа руку Стю, она отошла в мир иной и обрела мир, который давно заслуживала. В тот момент я лежал с открытыми глазами в кровати. Я громко произнес: «Прости, мама, что свет в конце туннеля оказался таким слабым». Я почувствовал легкое дуновение ветерка и понял, что так мама попрощалась со мной.
Эд Уэлен произнес эмоциональный монолог на похоронах мамы, а через несколько недель он тоже скончался.
В январе 2002 года Тай Доми приехал в город на игру, и мы отправились в дом Хартов навестить моего отца. Тай был крепким парнем с головой, про которую шутили, что она была сделана из одного куска гранита; его часто называли самым жестким хоккеистом. Я позвонил, чтобы предупредить Стю, и когда мы приехали в дом, Стю в одиночестве ожидал нас, сидя во главе кухонного стола. Тай был одет в дорогой, опрятный костюм. Стю посмотрел на нас и сказал ему: А у тебя весьма интересная голова». Мы все рассмеялись. Если кто и видел много странных голов, так это Стю.
Несколько минут спустя Стю нагнул Тая над кухонным столом, пытаясь показать ему, как можно травмировать другого хоккеиста, ударив его подбородком в глаз. Стю сложил Тая почти вдвое, а брюки последнего оказались покрыты кошачьей шерстью. Примерно через час мне удалось вытащить Тая оттуда. Позже он сказал мне, что прием Стю можно использовать в хоккейной драке, если он наберется смелости.
27 февраля Карло сделал мне предложение об обмене: если я стану рефери матча на Wrestlemania XVIII, Винс предоставит мне несколько фотографий для этой книги. Это была новая попытка из целой череды вернуть меня на шоу Винса. Так они боролись с последствиями; в итоге, даже те парни, кто уходил от Винса в самых плохих отношениях, всегда возвращались к нему. Я хотел бы помириться с Винсом, но я требовал от него публичных извинений, а Карло сказал, что этого я не получу никогда. Я думал о племянниках: Гарри, Теде и даже Ти.Джей. Уилсоне, которые мечтали попробовать свои силы в больших лигах. Я не хотел, чтобы наша вражда с Винсом разрушила их мечты, но я не собирался появляться на Wrestlemania в качестве рефери. Я сказал Карло, что всего лишь хочу встретиться с Винсом лично и обсудить все наши противоречия.
На следующий день Карло и Брюс Аллен созвонились со мной и пытались заставить меня поверить, что быть рефери на Wrestlemania входит в мои интересы. Они назначили мне встречу в Нью-Йорке, но, когда я собирался вылетать через несколько дней, Карло позвонил и сказал, что если я не собираюсь на Wrestlemania, мне не стоит и приезжать на встречу – я просто потрачу его время и время Винса. Я спросил его, считает ли он, что выступление на Wrestlemania чем-то мне поможет. Он начал распространяться о том, какие фантастические горизонты это откроет передо мной, и решил, что поймал меня на крючок. Я понял, что он был обычным корпоративным служащим. Я отказался от предложения.
18 мая того года смерть забрала Дэйви. Он отправился в отпуск в Инвермир, провинция Британская Колумбия, с Андреа и умер во сне от сердечного приступа в возрасте 39 лет. Они все еще встречались с Андреа, та даже не развелась с Брюсом.
Для Дэйви провели двое похорон. Диана попросила меня прочитать надгробную речь на похоронах, организованных ей, но сначала я посетил церемонию, организованную Андреа. Бедная Андреа ревела без остановки, и я был рад помочь ей хоть чем-то. Я увидел там представителей старой команды Stampede, включая Бена Бессараба, хорошего друга Дэйви, и его новой жены, очень милой девушки. Но Бэд Ньюс, Джерри Морроу и Гамма Сингх игнорировали меня. Они оказались на дне и работали вышибалами: ни один из них даже не разговаривал со мной. Я спросил себя: «Что я сделал им плохого?». И сам же ответил – я не сломался.
Диана назначила похороны Дэйви на 29 мая, в тот же день в город приехала WWF. На похороны пришли Винс, Хоган и другие. Элли, выступавшая передо мной, гневно накинулась на Андреа. Не то место, не то время, наступило неловкое молчание. В итоге один из служащих отвел ее с подиума. Я вышел, чтобы загладить ее выступление и попрощаться с Дэйви, и моя речь заставила Гарри и его младшую сестру Джорджию улыбаться сквозь слезы. Я любил Дэйви, словно брата. Его главной ошибкой было то, что он позволял плохим людям влиять на его невинную душу. Я сказал, что он запомнился мне тем застенчивым, красивым парнем с большими ямками на щеках.
«Прости, Бакс, — думал я, — я должен был помочь тебе».
Когда я прибыл в дом Хартов после церемонии, он кипел от эмоций, словно кастрюля. На кухне было особенно жарко. Я спросил отца, как он себя чувствовал, и он ответил, что очень устал и не хочет ехать на шоу WWF. Но потом пришла Элли, и по ее сжатым губам я понял, что она намерена тащить его на шоу насильно.
Я сказал Элли: «Он устал. Очевидно, он не хочет ехать. Посмотри на него».
Она огрызнулась, что Винс пригласил его, словно это имело больше значения, чем жизнь отца.
В долю секунды мы начали очередную громкую ссору, где я обвинил ее в позоре всей семьи на похоронах Дэйви. «Мы должны были отдать ему дань уважения, а не оскорблять друг друга», — сказал я. Вскоре моя сестра Джорджия и старшая дочь Элли, Дженни, стали заступаться за Элли, и я продолжил спорить с ними, а в это время Элли утащила Стю по лестнице и скрылась из виду.
Я чувствовал себя ужасно из-за ссоры, осознавая, что меня бесит любая ситуация. Гарри, двухметровый красавец с ямочками на щеках, как у Дэйви, поблагодарил меня за мои слова на похоронах.
Я носил гнев, страдания, сожаление и скорбь, словно мешок с камнями.
Меня попросили появиться на специальном шоу на CBC переодетым в персонажа детской книжки Мордехая Рихлера «Jacob Two-Two and the Hooded Fang» и прочитать монолог, шоу было посвящено жизни Рихлера. В четверг 20 июня я приехал на запись шоу в Монреаль с Джули. Я был рад быть частью команды, состоявшей из Ричарда Дрейфуса, легенды «Монреаль Канадиенс» Жана Беливо, а также других театральных и литературных знаменитостей, но я сильно боялся не справиться со своей ролью. Я все еще ощущал тяжесть и шум в голове и имел проблемы с концентрацией, а то шоу выходило в прямом эфире. Я изучал сценарий неделями.
Я надел черную маску на голову. Посмотрев в зеркало, я понял, что близок к своей детской мечте – выступать в качестве персонажа «Клевый, Клевый Киллер». Несмотря на проблемы с микрофоном поначалу, я хорошо справлялся со своей ролью. Посреди монолога я снял маску и по аплодисментам понял, что зрители меня узнали. Я поклонился, и моя улыбка выдавала, как я был горд за себя. Возможно, мое сотрясение, наконец, прошло.
Потом Дрейфус и Беливо похлопали меня по спине. Вечер закончился потрясающим ужином с Джули с старом Монреале.
Я летел домой беззаботным и полным рвения. Это выступление должно было означать поворотный момент в моей жизни. Я собирался встать на ноги, вновь стать собой, начать тренироваться и вернуть себе форму. Возможно, тогда я смогу прорваться вперед и отбросить переживания и головные боли последних пяти лет.
На следующий день Джули снова была зла на меня. Джим позвонил мне, когда я катался на велосипеде, и приехал встретиться со мной. Стоял красивый, теплый субботний день, и мы отправились промочить горло и поболтать о жизни. У него вырос огромный живот, но длинная, рыжая бородка почти не изменилась. Мы оба до сих пор сильно переживали из-за смерти Дэйви. Наша жизнь словно стала похожей на то шоу, в котором я участвовал, только в нашем шоу все персонажи погибали по-настоящему. Джим пил яростнее, чем когда-либо, а я был в настроении отметить свое участие в шоу, поэтому пиво шло на ура. Мне предстояла долгая поездка домой вверх по холму, и я с удовольствием чувствовал, как алкоголь с потом выходит из организма. Но я опаздывал на два часа на ужин с Джули, и этого хватило, чтобы остановить наметившийся прогресс в наших отношениях.
В понедельник 24 июня я проснулся с намерением сделать несколько серьезных изменений. Я позвонил своему юристу по разводу, который пошутил, что мой развод поставил рекорд по длительности бракоразводных процессов. Мне надоели эти качели с Джули. Пока я был занят этим, Брюс Аллен сговорился с Карло за моей спиной о том, как они будут участвовать в WrestleMania XVIII, где Брюс должен был представлять мои интересы. Я отправил Брюсу факс листка, на котором от руки написал, что больше не нуждаюсь в его услугах.
Поскольку стояло прекрасное воскресное утро, я решил отправиться в спортзал на велосипеде. Я заехал в магазин, чтобы починить шлем, который вышел из строя, потому что кто-то из детей баловался с застежкой. В магазине шлем починить не смогли, потому что им не хватало какой-то детали, и предложили мне купить новый. Я решил покататься один день без защиты.
В районе полудня я с легкостью и наслаждением крутил педали на берегу реки Боу. Я понял, что мне надо оживиться, поэтому съехал с велосипедной дорожки. Я медленно катился по направлению к небольшой роще, когда переднее колесо попало в прикрытую травой яму, почти остановив велосипед. Я проскочил яму, но велосипед потерял равновесие, и заднее колесо наткнулось на ту же яму. Велосипед закачался и перевернулся, а я упал вбок. Я поднял руки, чтобы смягчить падение; помню, как я подумал, что не хотел бы разбить очки или телефон в кармане.
Я сгруппировался и прокатился по жесткому травяному покрытию. Я подумал, что случайный наблюдатель бы от души посмеялся над моим падением. Но момент, когда моя голова коснулась земли, я запомню на всю жизнь.
Я думал, что поднимусь на ноги и отряхнусь. Но я ошибался. Я лежал, стоная, в скрюченном положении, корчась в агонии, словно рыба на суше. Я снова увидел серебряные точки, но только в левом глазу, и они формировали фигуру в форме конуса. Несколько минут я не мог подняться на ноги. Я схватился за кустарник, чтобы подняться на колени, потом выпрямил правую ногу и поднялся на ноги. Используя велосипед, как опору, я думал: «Что, черт возьми, со мной случилось?»
Мимо бежал мужчина, он спросил, все ли со мной в порядке. Я помахал ему, чтобы успокоить, и понял в тот момент, что левая рука безжизненно свисает до бедра и не работает. В итоге я взял левую руку правой и положил ее на руль, но она сорвалась и снова повисла безжизненно. Опираясь только на правую ногу, я лег грудью на сидение и с помощью правой руки каким-то образом довел велосипед до той ямы; я смотрел в нее не в силах осознать, что произошло. Я не мог поверить в то, что эта чертова яма сделала со мной!
Я попытался закинуть левую ногу на велосипед и продолжить поездку, потому что я не хотел опаздывать на тренировку, но я упал в смешной позе. Я покрылся потом, слюна капала с моих губ. Я лежал и вдыхал запах свежей травы, а солнце ярко светило мне в глаза и вокруг кружили стрекозы и пчелы. Мне удалось позвонить Джэйд с сотового, и я узнал, что мой язык и губы не работали правильно, а моя речь была заторможена и непонятна. Не понимая моих слов, Джэйд передала трубку Джули. Я постарался объяснить, что произошло и что я был недалеко от холма, где мы когда-то читали книги в мягкой обложке.
Спустя минут десять ко мне уже со всех ног бежали Джули и Бинс. Я заверил их, что все хорошо и что я просто ударился головой: «Просто уведите меня отсюда!» Джули не стала говорить, что зрачок моего левого глаза был большим и черным. Я попросил их поднять меня на ноги и предложил дойти до машины, но когда я сделал первый шаг, мы все упали на землю. Какой-то парень на роликах бросился звонить в 911, пока медсестра из Торонто, которая на счастье занималась бегом за холмом, поливала меня холодной водой и просила не засыпать.
Вскоре врачи скорой помощи уже упаковывали меня в шейный фиксатор. Бинс ехала со мной в скорой, а Джули следовала за нами на машине. Я задавался вопросом, что же я такого сделал, что так разозлил Бога.
Несколько часов спустя в реанимации больницы Foothills медсестры пытались убедить меня, что мне станет легче, если я помочусь. Они заходили в палату регулярно, чтобы сказать, что если я не помочусь, им придется вставить мне катетер. Я сказал, что это возможно только через мой труп. Я слышал, как они говорили то же самое парню, лежавшему на соседней кровати за занавеской. Наконец он согласился, но кричал так, словно ему ампутировали ноги. Бедный парень умер на следующее утро.
У меня остались смутные воспоминания, как Джули и дети собрались около меня и как Блэйд, держа мою руку и плача, говорил: «Пап, ты лучший из всех, что были!»
В какой-то момент появился некий доктор Ватсон и спросил, могу ли я пошевелить пальцами на руках и ногах. Мне пришлось приложить все силы, чтобы слабо пошевелить кончиками пальцев. Доктор Ватсон послал мне обнадеживающий взгляд и сказал: «Это очень хороший знак».
Меня отвезли на ангиограмму, где загнали в глотку холодную камеру размером с мяч для гольфа, подключенную к трубке размером с садовый шланг. У меня был такой сильный рвотный рефлекс, что пришлось накачать меня анестетиками. Когда я пришел в сознание, мне сделали МРТ с использованием какого-то контрастного вещества, от которого мои вены и артерии словно наполнились бензином, а потом кто-то зажег спичку. Мои уши загорелись так сильно, что, казалось, они вот-вот расплавятся. Кроме того, я едва мог дышать из-за сильнейшей боли в спине.
В три утра доктор Ватсон показал мне фотографию моего мозга. Указывая на маленькую точку на моей макушке размером с боб, он сказал, что я перенес инсульт. Я не знал, какими могут быть последствия инсульта. Доктор Ватсон объяснил, что никто не может обещать, когда я восстановлюсь, но усиленная работа над собой и везение помогут мне частично вернуть себе подвижность.
Он сказал, что они не давали мне какое-то чудесное лекарство TPA из-за опасения, что у меня было кровоизлияние в мозг. Если бы они с самого начала знали, что инсульт был вызван сгустком крови, TPA бы пробило этот сгусток, а я смог бы спокойно подняться на ноги и уйти из больницы.
В предрассветные часы добрая медсестра наконец-то укатила меня в душевую. Я рыдал, как ребенок, переполненный благодарностью к этой милой девушке, которая отмыла меня до блеска. Прошло 16 часов с того момента, когда я съехал с велосипедной дорожки, чтобы насладиться жизнью, а теперь под струями воды я долго пускал свою струю.
