Настало время познакомить Джули с моей семьей, что было большим событием для всех нас, потому что я впервые за долгие годы привел в дом Хартов на воскресный ужин девушку, с которой у меня были серьезные отношения, более того, с которой я жил вместе.
После шести недель в Японии я соскучился по хорошей еде, и, словно в ответ на мои молитвы, Стю готовил жаркое из говядины. Мама стояла на кухне в очках, забавных розовых тапочках и красном хлопковом платье, украшенном декоративными ягодами; на платье были большие карманы, в одном из которых торчал карандаш, который она всегда держала под рукой для записи сообщений (в доме Хартов телефоны звонили круглые сутки).
Мама встретила меня крепкими объятиями: «О, дорогой!» Потом она обняла Джули и предупредила ее: «Не обращай внимания на кошек, они повсюду». Стю склонился над духовкой, заканчивая приготовление огромного жаркого. Он вытер руки о простыню и подошел поздороваться. Я заметил, как он одобрительно оценил Джули. И я посмеялся про себя – интересно, что подумала Джули о Стю: он был одет в ярко-оранжевую футболку с надписью «Мау Вау» над огромным полем с коноплей. Он надевал эту футболку каждое воскресенье уже целый год, потому что в ней было удобно готовить, но он и понятия не имел о том, какое растение на ней изображено или что значат эти слова. Когда, наконец, кто-то просветил его, он больше не надевал эту футболку.
Я провел Джули по дому перед ужином, а мама шла за нами по пятам, умоляя меня не показывать грязные комнаты. В гостиной, с большими коврами и тяжелыми бордовыми кожаными диванами, высоко над деревянными панелями висели огромные черно-белые портреты в рамах, изображавшие каждого из детей Хартов в пять с половиной лет. Портреты пяти старших сыновей, с чистыми лицами и блестящими носами, висели над камином. На противоположной стене расположились картины с Элли и Джорджией. А на маленькой стене висел только мой портрет, сама невинность в полосатой футболке и с милой улыбкой. На стене слева от меня были Элисон и Росс, а на следующей стене – Диана и Оуэн.
Я поднял Хэтклиффа, отнес его наверх и показал Джули комнату мальчиков. В следующей комнате располагался кабинет моей мамы, заваленный бумагами и телефонными книгами, среди всего этого бардака расположились два черных телефона, печатная машинка и фотографии рестлеров, сделанные лет сорок назад. Потом мы спустились по тяжелой стальной лестнице вниз, в подвал, где возле стен лежали гантели и другие тренажеры с гравировкой «ХАРТ» на каждом. Когда Джули спросила меня про дыры в потолке, я ответил: «Эх, если бы эти стены могли говорить, точнее, если бы они могли кричать и стонать…»
Мы расселись за столом. Мама и папа сели за противоположными сторонами стола, а остальные родственники, которые смогли приехать на ужин, вместе со своими любимыми расселись по бокам от родителей. Говядина выглядела очень аппетитно, а еще стол ломился от кастрюль с картофельным пюре, украшенным петрушкой, зеленым горошком и листьями салата. Сначала подали овощной салат, но я передал чашку дальше и потянулся за говядиной. Джули последовала моему примеру.
Элли огрызнулась: «То есть, ты вся из себя, такая принцесса, слишком крутая, чтобы есть гребаный салат?»
Джули не знала, что сказать, а Элли никогда не знала, когда следует держать рот на замке. Я резко встал и сказал: «Мы уходим». Пока мы с Джули шли к машине, Джорджия уговаривала нас остаться, а потом встала прямо перед капотом, чтобы я не смог выехать. Спустя несколько минут я остыл, и мы втроем вернулись на свои места за столом, доедая то, что осталось от ужина. Мама извинилась перед Джули, а потом сказала: «Ну вот, ты и познакомилась с Элли».
Когда я улетел в Японию, я передал обязанности букера Брюсу. Я даже отдал ему свой оранжевый блокнот с результатами всех матчей, чтобы помочь ему. Брюс считал, что ему не хватит времени и людей, чтобы продемонстрировать все свои способности за те 6 недель, что меня не будет, поэтому я предложил оставить обязанности букера на нем, хотя Стю ясно дал мне понять, что хочет, чтобы именно я был главным. Но только дал понять, потому что Стю редко приказывал своим детям, когда они уже выросли. Но Стю никогда не нравилось то, как Брюс проводил шоу, потому что Брюс никогда не был самым организованным парнем, и он очень плохо воспринимал критику.
Но у Брюса было живое воображение, и некоторые его идеи отлично срабатывали. Например, мой брат первым предложил использовать выходы с музыкой перед главными матчами, выбрав «Heartache Tonight» группы Eagles для себя, меня и Кита. Кит, Росс и я поддержали Брюса, надеясь, что он еще сможет нас удивить; частично, я надеялся, что он сможет разобраться с букингом, чтобы это развязало мне руки и позволило зарабатывать деньги самостоятельно.
Но тем летом Брюсу просто не хватало людей, чтобы хорошо работать, по крайней мере, пока в конце августа не закрылся сезон в Приморских провинциях. Кит мог работать только по пятницам и субботам, так как в январе 1981-го его приняли в пожарную охрану Калгари. Поскольку Динамит был на больничном после операции на колене, Брюс владел поясом чемпиона мира в среднем весе, а я все еще был североамериканским чемпионом, и достойных претендентов на этот титул не было.
Брюс решил переименовать Сэнди Скотта, нашего рефери-хила, в Александра и сделать его поведение еще более вопиющим; каждый вечер Александр держал Брюса за волосы, пока Джей Ар и другие хилы избивали его, пятеро против одного. Но в итоге Брюс поднимался на ноги и расчищал ринг. Стю стоял возле ринга, скрипя зубами: он не мог ответить возмущенным и озадаченным зрителям, которые не могли понять, почему он позволяет судье поступать так с его сыном. Это можно сравнить только с тем, как Бен Картрайт в сериале «Bonanza» молча наблюдал, как избивали малыша Джо. Кроме того, было странным, что я и Кит беспомощно стояли на апроне, наблюдая, как Брюс единолично раскидывает целую армию хилов. Судья получал весь негатив, а самая громкая реакция каждый вечер возникала, когда Брюс из последних сил сдерживал себя, пока Александр Скотт тыкал его пальцем в грудь.
Каждую неделю звонил бухгалтер и сообщал моей маме, что мы потеряли привычные 5000 долларов, и каждый раз она впадала в депрессию при мысли, что семейное состояние исчезает в бездонной яме. Несколько раз она в слезах умоляла Стю выйти из бизнеса, заявляя, что у нас достаточно денег, чтобы жить безбедно. Стю напоминал ей со спокойной твердостью в голосе: «Все мальчики, даже Элли и Джим, живут засчет бизнеса. Как я могу бросить их?» После яростных споров со Стю она на некоторое время успокаивалась, но на следующей неделе все повторялось снова.
По правде говоря, мама была права. Стю превратился в кондуктора на огромном игрушечном поезде, мчащемся на всей скорости в никуда, а все его сыновья подбрасывали уголь в топку. Но мой отец знал только такую жизнь и любил ее, и он хотел помочь всем своим сыновьям, даже рискуя потерять все. Но деньги, полученные от продажи Клируотер Бич и окрестных земель, подходили к концу, и вскоре мы снова должны были оказаться на мели. Стю говаривал, что он купил эту землю на деньги, заработанные рестлингом, и он всегда знал, что придет время поступить наоборот, продав землю ради рестлинга.
Я понимал, что очевидным решением проблемы было бы сделать Stampede Wrestling прибыльным делом. Я считал, что наступил важный момент в жизни каждого из сыновей Стю, мы должны были спасти его дело, и я поддерживал Брюса, как только мог.
Рестлинг уже вошел в мою жизнь так же глубоко, как шрамы на моем лбу. Я отработал серию кровавых матчей с Дюком Майерсом, что позволило нам не потерять интереса на территории, пока не появится свежая кровь. Кроме этого, еще хоть как-то работали постоянные стычки Брюса с Александром Скоттом. Я хотел больше помогать своему отцу, но я не видел света в конце тоннеля. Однажды утром в августе того года я вытащил свою сумку из фургона и зашел в свой уродливый домишко, где на полу я увидел остатки своего оранжевого блокнота, который я передал в свое время Брюсу, обрывки бумаги валялись на полу там и тут, засыпанные куриными костями и прочим мусором. Оторванные страницы подняло ветром, когда я открыл дверь.
Наши отношения с Джули стали очень серьезными, но иногда она срывалась на меня. Я думал, что это из-за того, что меня часто не бывает дома, поэтому я предложил переселить ее сестру к нам, чтобы она составляла Джули компанию. Мишель нашла работу официантки в забегаловке в паре кварталов от моего дома, а Джули не работала, но теперь она могла чаще выбираться из дома, и ей было не так одиноко, когда я уезжал.
К октябрю закончилось мое пятинедельное противостояние с Дюком Майерсом, который оказался прекрасным партнером. Я стоял у черного хода и наблюдал, как Брюс защищает пояс чемпиона мира в полутяжелом весе от Динамита, который восстановился после операции на колене. В концовке Александр Скотт слишком быстро отсчитал Брюса, что стоило ему пояса чемпиона. Брюс вышел из себя настолько, что, наконец, наложил руки на Александра. Павильон взорвался, но Александр отстранил Брюса от выступлений на неопределенный срок. Даже Эд Уэлен проникся атмосферой и чуть не подрался с Александром во время ТВ-интервью.
Наконец, к Хеллоуину нам удалось привести в раздевалку несколько новых лиц. Дэвид Шульц улыбался, крепко стискивая мою руку. Ростом под два метра, кудрявый блондин с прической в стиле афро и эспаньолкой, у него был мощный торс и большие, накаченные ноги. Он казался очень вспыльчивым, но его теннессийское протяжное произношение создавало ощущение спокойствия. «Приятно познакомиться, Брет. Я Дэйв, но можешь звать меня доктор. Доктор Д». По мнению Лео, Шульц был классным хилом, который мог и говорить, и работать. Некоторое время Шульц помогал развивать сюжет с рефери-хилом, отказываясь выступать, пока не получит от судьи определенных гарантий. Но потом он стал претендентом на мой североамериканский титул.
У меня состоялся первый матч с «Железным» Майком Шарпом. Мне доводилось работать с настоящими бревнами в свое время, но Майк был самым жестким из всех. Естественно, он был ростом под два метра и весил 130 кг, так что мне оставалось только мириться с его жесткостью. Когда он стал работать с Большим Джимом, я испытал огромное облегчение.
Джей Ар и Железный Майк сделали сегмент, в котором они вызвали Большого Джима на силовой конкурс — нужно было поднять набор весов, которые выглядели мощно, но на самом деле эти четырехдюймовые блины представляли собой листы ДСП, обшитые резиной. Они изображали нечеловеческие усилия, поднимая эти блины, Джим выигрывал, а Джей Ар постоянно ругал Майка. Наконец, когда Джим делал толчок, Майк напал на него, Джим упал на спину, а «огромный вес» придавил его к рингу. Потом Майк осыпал Джима градом особо жестких ударов (пришла пора и Джиму узнать, что с Майком шутки плохи). Несколько фэйсов выбежали на помощь Джиму, заставив Железного Майка и Джей Ар покинуть ринг; к рингу подогнали каталку, на которой увезли Джима. Я до сих пор от души смеюсь при воспоминании о том, как наш невзрачный уборщик поднял всю стопку «неподъемных блинов», словно коробки от пиццы, и со спокойным видом унес их в раздевалку. Он, должно быть, выглядел самым сильным человеком в мире, но никто этого не заметил.
В тот же вечер зашел попрощаться Кас. Он сказал, что его брат пожертвует почку для пересадки. Он попросил меня следить за Джей Ар и пообещал позвонить, когда снова сможет работать. Мы пожали руки. Я сказал:
— Будь здоров, Кас. Здесь тебе всегда будут рады.
— Я знаю.
В этот же вечер почти завершилась подготовка сюжета Брюса и Скотта. Брюс пригласил своего друга-юриста из Ванкувера и придумал ему имя Тайрон МакБет, он должен был сыграть роль президента NWA. МакБет сидел в зале, ожидая момента для своего появления. Скотт тыкал Брюса в грудь, провоцируя его всеми возможными способами. Брюс с трудом сдерживал себя. Зрители почти достигли точки кипения, когда МакБет неожиданно появился на ринге и не только остановил Скотта, но и прекратил дисквалификацию Брюса, а также назначил столь ожидаемый всеми матч Скотта и Брюса на следующую пятницу. Зрители взорвались от восторга!
За пару дней до Рождества я заказал несколько футболок в качестве сувениров. На лицевой стороне каждой был изображен дом Хартов и надпись: «Вместе мы сила». Потом я сходил в супермаркет и купил Джули кольцо обещания. Я не знал, что именно я обещаю, даря ей это кольцо: бросить рестлинг, чаще бывать дома или жениться на ней, а может и все сразу. Я никогда не видел Джули такой счастливой, как когда я подарил ей это кольцо на Рождество. А потом мы отправились к Стю на традиционный ужин с индейкой.
Мир менялся, становился холоднее и темнее, ястребы пожирали голубей. Джона Леннона застрелили, вскоре Рональд Рейган принял присягу и стал сороковым президентом США, начиналась новая волна движения панков, и в семье Хартов тоже происходили перемены. Элли носила на руках новорожденную дочку, прекрасную девочку с большими карими глазами по имени Дженни. Дин вернулся из одного из своих многочисленных путешествий на Гавайи; он казался другим, был рассеян и невнимателен, но никто не обращал на это внимания. Кит начал работать в пожарке, Росс все еще помогал маме в офисе, а Уэйн стал рефери. Диана и Оуэн подросли. Смит мечтал превратить чернокожего рестлера из Антигуа Чарли Буффонга в новую звезду Stampede Wrestling. В Антигуа транслировалось наше ТВ-шоу, и Смит хотел запустить там новый промоушн засчет популярности Буффонга. Однако проблема состояла в том, что Смит был на мели, а Антигуа была той еще дырой. Хуже того, бедный Чарли едва ли мог ходить и жевать жвачку одновременно. Но, в целом, семья Хартов в том году жила достаточно счастливо, и мама с папой сияли от гордости.
Брюс волновался перед своим ответственным матчем с Александром, который должен был пройти в День Благодарения, а за рождественским ужином Росс заметил, что, с точки зрения бизнеса, было бы логично отдать победу Скотту. Противостояние достигло пика, и можно было бы легко назначить матч-реванш на другом большом шоу, где победил бы Брюс. Брюс долго упрямился, но в итоге мы его уговорили. Проблема заключалась в том, что будет трудно спрятать неопытность Александра на ринге. Короче говоря, после годовой раскрутки сюжета нескольких тысяч зрителей, забивших павильон в День подарков до отказа, ожидал шокирующий поворот событий.
По сценарию, Сэнди, ой, Александр использовал все возможные уловки и приемы, включая удар Брюса кастетом. Брюс истекал кровью, но не сдавался. Но потом Джей Ар отвлек судью матча, что позволило Александру пнуть Брюса прямо между ног и удержать его.
Зрители были ошарашены. Я почувствовал, как в воздухе повеяло бунтом, нам повезло, что мы смогли увести Александра с ринга и вывести из здания. Сюжет достиг своего пика, и мы все были рады за Брюса, который отлично справился со своей задачей.
— Брет Харт, ты, чертов панк! Ты пес. Все твоя семья – псы, я удержу всю твою семью, раз-два-три, одновременно. Я обзываю тебя, как хочу, пацан, а ты прячешься от меня. Я величайший расслер, живущий на этой планете, и я буду жить дальше и говорить, что вздумается, пока я не переживу тебя! – Так Дэвид Шульц вызвал меня на бой. Человека типа Шульца так долго не хватало нашей территории. У него был суровый вид, что свидетельствовало о человеке, которого не стоило беспокоить. И, в отличие от многих рестлеров из южных штатов, он работал довольно реалистично. Но самым главным его достоинством было умение говорить. Без оговорок и ошибок он тараторил, проникая своим голосом прямо под кожу зрителям: «Слушай сюда, мистер Уэлен, я мечта любой женщины. Я теннессийский жеребец!»
Я установил стул в раздевалке и предложил Доктору Д. любой пуш на его выбор. «Ты должен вырубить меня», — закончил я. Но он лишь покачал головой: «Брет, я не получу никакой реакции. Я получу реакцию, если смогу унести ноги, кое-как устоять. Каждый зритель должен будет понять, что ты можешь надрать мне зад. И вот тогда я уложу тебя. Так я получу реакцию», — это был важный урок психологии.
Брюс и я работали против Шульца и Динамита 16 января 1981 года, рефери матча был Александр Скотт. В этом матче Брюс постоянно отбивался, но Скотт каждый раз хватал его руки сзади, что позволяло Динамиту избивать Брюса снова и снова. Я чувствовал себя по-идиотски, бесполезно стоя в своем углу, пока Брюса уничтожали в углу хилов. Наконец, Брюс передал мне инициативу, правда, перед этим он снова раскидал всех соперников. Я внес свою скромную лепту, и мы с Брюсом бросили Динамита прямо на Скотта. Зрители вскочили на ноги. Шульц и Динамит лежали на ринге, но Александр уже поднялся на ноги, крича на Брюса, пока я не сбил его с ног мощным дроп-киком под новый взрыв оваций. Джей Ар передал Шульцу свою трость, которой Шульц уложил меня и Брюса. Я заметил, что ему не хотелось отдавать трость Александру, но он сделал все четко по сценарию. Александр уложил Брюса тростью. Выбежали Кит и Стю, но вскоре всех Хартов уложили. Чаша терпения фанатов со стажем переполнилась: они наблюдали за Хартами еще с тех пор, как мы были детьми. Зрители стали забираться на ринг.
Вдруг все стало очень серьезно. Динамит зарядил одному фанату прямо в глаз и набросился на него, словно разъяренный бульдог. Шульц превратился в ветряную мельницу с кулаками вместо лопастей, он выхватил трость у перепуганного шотландца и принялся лупить ей фанатов по головам, пока трость не переломилась пополам. Харты отбились от хилов, уборщики прикрывали Александра, а Доктор Д и Динамит стояли спина к спине, используя остатки трости для защиты от разгневанной толпы!
Когда я добрался до раздевалки, Сэнди был уже внутри, белый, как привидение, а взбешенный Шульц говорил Стю, что если Брюс еще раз ударит его по-настоящему, он вырубит подонка. Было жарко как на ринге, так и за кулисами! Мне было жаль, что зрителей избили, но ведь хилы всего лишь защищали себя от разъяренной толпы.
Той осенью Том съехался с Уэйном, который вложился в четырехквартирный дом всего в трех кварталах от моего дома. Уэйн поселился в подвале, а Тому сдавал более просторный верхний этаж. Их новый дом, по случайному совпадению, оказался в одном квартале от забегаловки, где работала официанткой Мишель, и Уэйн и Том стали питаться там регулярно. По выражению лица Тома, когда он пялился на Мишель, можно было сразу понять, что он ходил в забегаловку совсем не ради еды. Однажды, когда я подвозил Уэйна домой, он проговорился, что 17-летняя Мишель собирается заглянуть в гости к Тому.
Когда я добрался домой и рассказал об этом Джули, она сильно расстроилась, поскольку прекрасно знала о привычках Тома. Она боялась, что Том использует Мишель, а потом отбросит ее в сторону. И вот я холодной ночью звоню в дверь Уэйна, а Джули ждет в машине. Когда Уэйн открыл, я увидел, как Том и Мишель сидят на диване и смотрят телевизор. Жесткий взгляд Тома встретился с моим взглядом, и у нас состоялся открытый разговор на крыльце. Когда он сказал мне, что Мишель ему очень нравится и у него честные намерения, я поверил ему.
Том выглядел мощнее и здоровее, чем когда-либо, он весил почти 100 кг, а его рельефные мускулы переливались, даже когда он завязывал шнурки. Теперь, когда его колено было вылечено, он был готов восстановить и свою славу в Японии. Как бы хорош он ни был, Динамит всегда страдал от комплекса маленького человека: он всегда слишком трепетно относился к своим размерам и постоянно пытался доказать, что он является самым жестким и злым из всех. А также он завидовал тому вниманию, которое получал Александр со стороны зрителей.
И вот Том однажды пригласил Сэнди на ужин и подмешал в его горячий шоколад слабительное. Утром в понедельник наш главный хил был слишком болен, чтобы путешествовать, он позвонил Стю и пожаловался, что Том отравил его. Том был вне себя от того, что Сэнди сдал его. Два дня спустя, когда Сэнди забирался в фургон, Том ударил его в челюсть, выбив вставные зубы. Сэнди смахнул слезы, вызванные скорее болью, чем обидой, забрался в свою машину и уехал прочь. Сэнди так и не смог пережить тот удар Тома, через несколько месяцев он навсегда покинул территорию, так и не дав Брюсу матч-реванш.
С физической точки зрения, Тому пришлось даже хуже, чем Сэнди, он сломал две костяшки на правой руке. Как бы хорошо Том ни был сложен, у него были хрупкие кости.
Той ночью в Ред-Дир Шульц пребывал в приподнятом настроении после того, как он победил почти всю раздевалку в арм-рестлинг, включая Железного Майка и Большого Джима. Потом Том небрежно отбросил сигарету и сказал: «Я поборюсь с тобой, Дэвид, но только левой рукой». Самые ужасные гримасы на свете мелькали на лицах Тома и Шульца, пока они целую вечность пытались удобно схватиться ладонями. «Давай!» — крикнул Джей Ар. Их лица покраснели от напряжения, синие вены надулись, сцепленные руки сжались намертво. К всеобщему удивлению, Том медленно прижал руку Шульца к столу. Шульц пытался выпросить реванш, но по ухмылке на лице Тома я понял, что реванш не состоится никогда.
На следующей неделе я стоял в раздевалке и смотрел матчи вместе со Стю. Высокий, жилистый парнишка из Эдмонтона подошел к нам и с большим энтузиазмом попросил Стю научить его рестлингу. Стю смерил его взглядом и, похоже, заинтересовался. Парень принялся рассказывать, что он знает, что нужно, чтобы добиться успеха, и что он обладает всеми необходимыми качествами, а потом вдруг зарядил себе прямо в лицо и упал на пол передо мной и Стю, оставив нас в полном изумлении! Но также быстро парень вскочил на ноги, улыбаясь до ушей: «Видите, я могу играть! Я действительно могу играть!» По тому, как Стю облизнул губы, стало понятно, что он не дождется случая, чтобы преподать этому умнику пару уроков.
— Если тебе интересно, — сказал Стю, — можешь навестить меня завтра в Калгари.
На следующий же день парень был на месте.
Когда Стю, Росс, Брюс и я закончили привычное воскресное совещание по букингу, я отправился в подвал, где уже тренировался Том. В этот момент Оуэн привел того парня, и мы с Томом немедленно вошли в свои образы. Я отстранился от Тома, сделав вид, что я не собираюсь поворачиваться к моему старому врагу спиной, но что иногда и врагам есть, о чем поговорить. Именно такие простые вещи и не позволяют фанатам понимать всю глубину вещей.
Потом спустился Стю в своих голубых шерстяных шортах, и его глаза зажглись, как у льва, наметившего себе жертву. Парень крикнул с глупой улыбкой: «Готов, Стю?»
Вскоре они уже кружили по мату. «Вперед!» — крикнул Стю. Парень бросился вперед со всей силой, но Стю было не просто сдвинуть с места. Потом Стю приподнял парня и кинул его на маты, парень приземлился с глухим стуком и застонал. Даже в свои 66 Стю весил больше ста килограмм, поэтому, если он оказывался на чьей-то спине, его было нелегко сбросить.
Оуэн спустился в подвал снова с кассетным магнитофоном, чтобы записать ужасные мольбы мальца. Эта кассета до сих пор является неопровержимым доказательством того, как тяжело было нам в подвале у Стю. Сказать, что Стю раздражал этот выскочка, значит, не сказать ничего. Он наказывал его так жестко, что, когда парень заревел, я решил, что увидел достаточно, и поднялся наверх поговорить с мамой и Дианой. Мы слышали вопли даже в кабинете мамы, двумя этажами выше, хотя Диана, казалось, не замечала их. Она заворожено рассматривала фотографии прекрасного молодого рестлера из Англии, который хотел работать у нас.
— Это кузен Динамита, — вздохнула она, подросток, полюбивший впервые. – Жду, не дождусь, когда он приедет!
Когда крики стихли, я спустился в подвал, где остался лишь Том, довольный увиденным только что.
— Так что, твой кузен приезжает?
— Что? Если ты нанял этого придурка, можешь продолжать без меня, — я был удивлен тому, что Тому так не нравилась идея, что Дэйви Бой Смит приезжает в Калгари.
Когда я вышел их подвала, я увидел на крыльце Хэтклиффа, пожирающего пойманную мышь. Я вдруг понял, что его лицо было точь-в-точь, как лицо Стю, который довольно помешивал чай на кухне. От мыши осталась лишь пара задних лап. По крайней мере, Стю позволил парню выбраться из подвала на собственных руках и ногах.
Том позвонил мне и спросил, можно ли ему поехать из Калгари в Реджайну на моей машине, вместо общего фургона. Он собирался улетать в Японию, и подумал, что неплохо было бы взять с нами Джули и Мишель. Я подумал, что в этой тысячемильной поездке мы все крепко сблизились. Мишель разбудила в Томе веселость, о которой я и не подозревал.
Когда мы подъехали к зданию в Реджайне, Том пригнулся и спрятался под нашими куртками, чтобы фанаты не видели нас вместе. В здании собралось немало зрителей, готовых посмотреть, как я отомщу ему за то, что из-за него потерял свой пояс. Это был наш первый «матч с лестницами». Идея была придумана Дэном Кроффатом, протеже Стю, который был очень похож на Роберта Редфорда. Он и Тор Камата, рестлер с телом в форме груши, рожденный на Гавайях, чьи родители были родом из Мексики и Китая, собрали аншлаг в павильоне летом 1975 года, проведя первый в истории матч с лестницами. Сюжет между мной и Томом предполагал, что Джей Ар подвесил над рингом 5000 долларов в брезентовом мешке. Тот, кто первый поднимется по лестнице и сорвет деньги, выиграет матч и заберет всю сумму.
Когда прозвучал гонг, мы с Динамитом с такой яростью бросились друг на друга, что вскоре оказались за рингом. Я ударил его головой в стальной стул, и, хотя он пытался смягчить удар руками, он все равно врезался в стул жестче, чем я предполагал. Его голову отбросило назад. Я пытался отвернуться в последний момент, но наши головы встретились: Том разбил себе затылок, а я получил удар в нос. Я понял, что все плохо, когда смог просунуть мизинец в дыру на боку моего носа!
Я схватил его за волосы, затащил на ринг и принялся избивать кулаками, пока он не опустился на колени. Он цеплялся за мои ноги, как в настоящей драке, беспомощный и избитый. Я всегда считал, что умею наносить реалистичные удары, но в данном случае своим селлингом Том делал мои удары произведением искусства.
Когда я поднимал его с мата, я спросил, что с моим носом.
— О, черт, ты в дерьме!
Вот так я нарушил обещание, что никогда не сломаю нос, данное моей бедной маме. В рестлинге так много невыполненных обещаний.
Мы оба были залиты кровью, что еще больше разгорячило зрителей. Я помню, как Том высоко подпрыгнул со стальной лестницей в руках и направил ее прямо на мою голову. Я замер. Зрители ахнули. Том был настолько профессионален, что лестница едва задела мой лоб. Естественно, я продал удар так, словно мне пробило череп. Мы раз за разом пытались взобраться по лестнице но каждый раз падали. Наконец, я получил преимущество. Мы рассчитали время нашего столкновения так, чтобы лестница сбила рефери. Я поднялся на ноги раньше Динамита, но Фоли ударил меня сзади своей тяжелой тростью. Судья пришел в себя, но Динамит уже полз к лестнице. Шум толпы был оглушительным. Том уже был на верху лестницы, его пальцы скользили по мешку, когда я провел превосходный дроп-кик, как он меня и просил: «Просто дотронься до лестницы кончиками пальцев, я сам упаду так, как надо».
Лестница немного покачалась и стала медленно падать; в нужный момент Динамит спрыгнул с нее и сел на верхний канат, отскочил от него и вылетел за ринг, приземлившись прямо на Фоли. Я установил эту большую стальную лестницу под мешком и начал медленно подниматься за деньгами, удивляясь, зачем я все это делаю ради жалких 50 долларов. С каждым шагом вверх я начинал осознавать все острее, что эта размытая толпа кричащих и возбужденных людей по-настоящему верит в меня, и тогда меня осенило – ради этой веры я и делаю это. Кровь бежала ручьем из моего носа, но я снял мешок, и зрители взорвались новыми овациями. Было так громко, но я слышал лишь биение собственного сердца. Люди часто спрашивают, какой из моих матчей самый лучший. Возможно, это матч с лестницами, состоявшийся в 1981 году в Реджайне, провинция Саскачеван.
Нас с Томом залатали в больнице Пасхи, находящейся в квартале от арены. А потом мы поехали домой, приглушив радио, чтобы Джули и Мишель могли поспать на задних сиденьях. Каждый раз, когда я смотрел на них в зеркало, я замечал, как чернота вокруг моего глаза становится все больше и больше. Иногда мы с Томом смотрели друг на друга, молча соглашаясь, что только что отработали великий матч. Сейчас каждый раз, когда я вспоминаю о том матче, мне на память приходит цитата из Жоржа Брака: «Искусство – это рана, освещенная лучом света». По-моему, в этом и состоит прелесть профессионального рестлинга.
Когда я пошел к маме на следующий день получить деньги за неделю, я пытался спрятать свое лицо, как мог, надвинув бейсбольную кепку, как можно ниже на нос. Но она тут же расплакалась: «О, дорогой, только не твой нос!» Я смог лишь нежно обнять ее и пообещать, что все будет в порядке.
Новозеландский промоутер Стив Райкард увидел запись моего единственного боя на Гавайях и был так впечатлен, что как-то в декабре принялся расхваливать меня перед Лео. Лео подумал, что мне стоит там поработать, заявив, что сможет выбить мне гарантированные 1000 долларов в неделю и оплачиваемый проезд. Он сказал, что я всегда буду жить в одной и той же гостинице в Веллингтоне, а самая дальняя из всех арен, где мне придется выступать, находится всего в паре часов езды от гостиницы. Я хотел уехать с Джули из Калгари куда-нибудь, где мы будем проводить вместе больше времени, и я подумал, что Новая Зеландия как раз может подойти. Я попросил Лео позвонить Райкарду от моего лица и купил Джули билет на самолет; она прилетит через пару недель после меня, а я тем временем осмотрюсь на месте и подыщу нам квартиру. Я должен был работать там 6 месяцев.
В ночь перед моим отъездом мы лежали в кровати, и Джули целовала швы на моем опухшем, заплывшем носе. Чернота вокруг моих глаз стала приобретать оттенки фиолетового и желтого. Кровь просачивалась через повязку на моем лбу, скрывавшую сегодняшние порезы, образовывая красное поле для игры в крестики-нолики. Я вдруг подумал, что Джули и я могли бы навсегда остаться жить в Новой Зеландии.
В раздевалке в Веллингтоне, куда я попал сразу после 21-часового перелета, я встретил Стива Райкарда, плотного мужчину средних лет с оранжевато-серыми волосами. «Знаю, что ты устал, — сказал он. — Но я должен понять, в какой ты форме, друг, перед моими ТВ-записями». Он сказал, что я буду работать с ним сегодня вечером и мы проведем часовой матч с ничейным результатом; как мой отец, он любил оценивать таланты рестлера сам. После матча сияющий Райкард обнял меня и принял в свою компанию. Он сказал, что я буду их главным фэйсом и что все телешоу будут построены вокруг меня. Райкард был единственным промоутером, который что-то заметил во мне с первого взгляда, и, как ни странно, он оказался единственным промоутером, которого я предал.
Спустя неделю после начала тура я осознал, что недопонял слова Лео: хотя поездки между аренами действительно занимали меньше двух часов, у меня не было пристанища, не было места, куда бы я мог возвращаться каждую ночь и проводить время с Джули. Я позвонил ей и попросил отказаться от затеи: я буду работать полгода, но ей даже смысла нет прилетать сюда. «Оставайся дома», — сказал я и услышал в ответ напряженную тишину.
Дождется ли она меня? И кто бы обвинил ее, если бы она не стала ждать?
Еще спустя неделю мы работали в Окленде. Я отозвал в сторонку греческого парня с огромной шевелюрой по имени Кон, который работал у Райкарда постоянно, и попросил подбросить меня в аэропорт. Он колебался, боясь оказаться уволенным, но все же мы забрались в его машину и я сбежал, едва успев на почти улетевший самолет. Я чувствовал себя ужасно, но я решил, что моя любовь к Джули важнее. Я оставил свой чек, полученный за две недели работы, надеясь, что Стив меня поймет.
Я позвонил в свой дом. Когда Джули открыла мне дверь, она озарила меня самой широкой улыбкой и обняла так, словно больше не собиралась меня отпускать.
На следующий вечер я решил заглянуть в павильон во время шоу, поздороваться. На все вопросы я отвечал, что просто у меня не сложилось в Новой Зеландии. Смит зашел в раздевалку с Чарли Буффонгом; бедняга работал с Динамитом пару недель назад, и Том пнул его в голову по-настоящему, сломав парню челюсть. Чарли только-только закрепили челюсть, и он не мог работать в ближайшее время. Он принес с собой странную фигурку. Вместо глаз у нее были красные пуговки, несколько настоящих волос торчало из головы, как оказалось, все это принадлежало Динамиту, даже клочки одежды и пластырь. Чарли обмотал ноги фигурки оранжевым электрическим кабелем и проткнул одно колено огромной булавкой. Кривясь от боли, он пробурчал мне, что это – кукла вуду, и что он проклял колено Тома.
На следующее утро Том позвонил из Японии и спросил Мишель, он был удивлен, услышав мой голос: «Какого хрена ты вернулся так рано?»
Я сказал, что это слишком долгая история, и спросил, как у него дела в Японии. Я слышал боль в его голосе, когда он говорил мне, что выбил другое колено прошлым вечером. Я решил не упоминать куклу вуду Чарли Буффонга.
